МакеевДон

Между православными и протестантами нет разногласий по вопросу о том, может ли вероучение Церкви противоречить тому, что сказано в Писании. Конечно же - нет.
Но спросим иначе - может ли церковное предание говорить о чем-то таком, чего нет в Новом Завете? Может ли оно добавить некое благовестие к Евангелию? Потеряла ли Церковь право вероучения? Может ли Церковь что-то добавить к Писанию?

Сложность этого вопроса состоит в том, что если Церковь не может этого сделать - значит, она бесплодна, значит она чужда духу Писания. Если же может - то мы должны признать, что указания предания маловажны по сравнению с Писанием, и именно по этой причине и не были включены в него.
Но в таком случае - зачем вообще стараться восполнять маловажным великие истины Евангелия?! Если же предание дополняет Писание какими-то немаловажными доктринами, то нам придется сказать, будто Писание не то что неполно, а просто ущербно, и пользоваться им опасно, потому что оно не содержит в себе всех необходимых указаний пути ко спасению. В этом случае прямая обязанность Церкви составить какую-нибудь "Символическую книгу", куда включить и Новый Завет, и 3-4-ре важнейшие книги предания, и издавать их только все вместе.
На эти вопросы можно дать 3 ответа.
Первый - протестантский ^{[Дело в том, что вопрос о предании есть проблема не только православного, но и протестантского богословия. Как бы ни хотелось евангелистам привести церковное предание к историческому небытию - свидетельства о нем есть и в самом Писании. "Хвалю вас, братия, что вы все мое помните и держите предания так, как я передал вам" - 1 Кор. 11, 2. "Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим" - 1 Фес. 2, 15. Апостол Иоанн несколько раз подчеркивает, что он не решается нечто предать бумаге, но хочет поговорить "уста в уста"]}. Он говорит, что предание есть не что иное как пересказ Писания, пересказ апостольской проповеди ^{[Богословские труды. 1968. №4. С. 206]}.
Второй ответ - тот, который предлагает католическая и вслед за ней православная схоластика (не путать со святоотеческим православным учением!). Церковное предание - подробности устной апостольской проповеди, которые были зафиксированы и записаны не сразу, но спустя века.
Третий ответ - собственно древнецерковное и апостольское понимание Предания как образа Богообщения.

Предание не сводится ни к устной, ни к письменной проповеди.
По точному выражению Владимира Лосского, "учение изменяет Преданию, если хочет занять его место: гностицизм - поразительный пример попытки подмены" ^{[Лосский В.Н. Предание и предания // По образу и подобию. М.,1995, с. 146]}. Слово не вмещается в частные человеческие слова.
Именно на отождествлении Предания с теми или иными конкретными формулировками или действиями, почерпнутыми из него, и строится полемика протестантов и католиков между собой. II Ватиканский Собор вполне ясно определил католическое понимание Предания: "Священное Предание - слово Божие, вверенное Христом Господом и Духом Святым апостолам" (О Божественном Откровении гл. 2, пар. 9).
К сожалению, и в нашем школьном богословии утвердилось представление о том, что Предание - это некие устные наставления, которые потом время от времени Церковь вспоминает и излагает-таки письменно. Дескать, апостолы записали не все свои проповеди, но память о них оставалась, и "вот это-то Божественное учение, которое осталось не записано и передавалось апостолами устно, и называется Священным преданием" - говорит один преподаватель Московской семинарии ^{[Талызин В.И. Церковное предание. // БТ. М., 1968. №4. С. 222]}. Соответственно, он убежден, что Предание содержится в конкретном перечне позднейших книг.
Но действительно ли Предание - некоторое параллельное знание, идущее рядом со свидетельством Писания? Не ограничивает ли такое понимание пространство нашей возможной встречи со Христом лишь пространством текста? Есть ли Предание лишь "источник вероучительных формул" или же оно - живая реальность, струя животворящего опыта? Состоит ли призвание богословия в том, чтобы обратить человека к тексту (евангельскому или святоотеческому) - или к Богу?
А потому вполне справедливо возразил вышеупомянутому преподавателю проф. Н. Успенский: "У Талызина чувствуется склонность кодифицировать Предание в исторических документах. Не следует так много спрашивать о документах Предания, надо обращать больше внимания на его сущность" ^{[Успенский Н.Д. Реплика на богословских собеседованиях между членами РПЦ и Евангелической Церкви Германии. // БТ. М., 1968. №4. С. 205]}. Вопреки католической формулировке, Предание - это не слова.
Если бы Предание можно было вместить в книгу - оно рано или поздно было бы исчерпано, и это произошло бы в истории Церкви. Предание было бы канонизировано и четко определено - не менее четко, чем Писание. Но Предание не есть второе, дополненное издание Нового Завета. Это не слова, которые добавляют к словам же. "Священное Предание нельзя кодифицировать; его содержание нельзя определить и исчерпать", - пишет православный богослов ^{[Сарычев В.Д. К критике и продолжению важнейших позиций евангелически-православных переговоров. // БТ. М., 1970. №5. С. 266] [Это суждение можно подтвердить высказыванием преп. Максима Грека, который в полемике с латинским пониманием Предания вопрошал: "Ты говоришь, что апостолы, собравшись, изложили правила и исповедание православной веры, причем каждый из них высказал некоторую часть исповедания. А в каком городе, или в какой стране и когда они это изложили, и какою боговдохновенною книгой это нам передано - этого ты нам не объяснил, очевидно, потому, что побоялся быть обличенным благочестивыми" (Преп. Максим Грек. Сочинения. Троице-Сергиева Лавра, 1910. С. 128)]} .
В. Сарычев пишет: "Под водительством Духа Церковь извлекает из сокровищницы Апостольского предания то, что нужно для ее пребывания в тех или иных исторических условиях" ^{[Сарычев В.Д. К критике и продолжению... С. 267]}. Это верно, но в привычности своей эта формула не отвечает на вопрос - а как, собственно, это делает Церковь? А главное - кто и где хранит это нечто, что спустя века можно при необходимости извлечь?

Сначала не было нужды обосновывать иконопочитание. Затем появилась иконоборческая ересь. Как и чем воспротивилась ей Церковь? Что, защитники икон нашли секретные апостольские поучения? Или перелистали творения древних Отцов? Но там нет глубокой и блистательной аргументации преп. Феодора Студита! Значит, Предание из сокровенного переходит в керигму и догму не через воспоминание, а через творчество.
Мы видели, что св. Василий Великий усматривает суть предания в образе молитвы, в литургической жизни Церкви. В IX-ой главе своей книги "О Святом Духе" св. Василий также касается темы предания и на этот раз выражает ее так: "исследуем теперь, каковы наши общие понятия и о Духе, как собранные нами о Нем из Писания, так и занятые из неписаного предания отцев" ^{[Св. Василий Великий. Творения. СПб. 1911. Т. 1. С. 595]}. Что же - св. Кесариец после этих слов начинает говорить о троическом богословии, и предложенное им различение терминов "ипостась" и "природа" приписывает устной апостольской традиции? Нет - св. Василий избежал искушения приписать тайному преданию желаемое ему употребление спорных богословских терминов ^{[Чего нельзя сказать о позднейших апелляциях к "апостольскому преданию", утверждавших, что нечто лишь по случайности не было записано ни в Писании, ни Отцами до тех пор, пока века спустя некто "аз, многогрешный", не набрался духу наконец-то предать все бумаге. Знакомый всем пример волюнтаристского обращения с Историей и Преданием - книжка "Земная жизнь Богородицы", писательница которой заставляет Деву Марию изъясняться языком поздневизантийского богословия]}. И при непосредственном изложении "переданного" понимания Божественного Духа он не употребляет ни термина "Троица", ни слова "ипостась", и вообще не описывает внутритроичных отношений. Предание, которое итожит св. Василий, говорит о действии Духа на человека, об опыте "обожения" (святой Кесариец прямо употребляет это небиблейское слово): "Освоение же Духа с душею есть устранение страстей. Отсюда - предведение будущего, разумение таинств, раздаяние дарований, пребывание в Боге, уподобление Богу и крайний предел желаемого - обожение".
В его ссылках нет речи об эзотерическом учении, якобы составляющем суть предания, а идет речь о подлинно эзотерическом и подлинно единственном Таинстве христианства - "Таинстве обожения", "Таинстве нашего спасения". Это все та же знакомая нам уже по словам ап. Павла "тайна" христианства: Христос, живущий в нас. "Таковы наши понятия о Святом Духе, какие из самых словес Духа научились мы составлять" ^{[Св. Василий Великий. О Святом Духе... С. 596]}. И вновь мы видим, что Предание - это не человеческая прибавка к Божественному Писанию, но непрервавшееся действие Духа в Церкви и ее людях.
Это значит, что заверение св. Василия в том, что он передает "незаписанный" опыт Отцов, не абсолютно верно. Этот опыт был записан не в книгах, но в сердцах.
Сравним 3 текста.
Вот ап. Павел говорит, что тело Христа - это "завеса" Его Божества (Евр. 10, 20). Для св. Григория Нисского само Писание является "завесой" ^{[Цит. Фиолетов Н.Н. Очерки христианской апологетики. М., 1992, С. 36]}. Для св. Симеона Нового Богослова человек, "познавательно стяжавший в себе Бога уже не будет более нуждаться в чтении книг. Почему так? Потому что обладающий как собеседником Тем, Кто вдохновил написавших Божественные Писания, сам будет для других богодухновенной книгой" ^{[Цит по: архиеп. Василий (Кривошеин). Указ. соч., с. 194]}.
Итак, это 3 модуса воплощения Слова: в Писании, во плоти Иисуса, в людях Церкви, которая по сути и есть "Тело Его" (Ефес. 1, 23).
Предание в этом случае не есть ни пересказ апостольских слов (ибо тогда оно есть лишь повторение Писания), ни традиция их толкования (ибо в этом случае не может быть и речи о том, чтобы хоть как-то приравнивать его значимости Евангелия), ни информативная добавка к новозаветному кодексу.
Увы, инерция католической схоластики слишком сильна как у некоторых прокатолически настроенных русских богословов, так даже и у тех, кто стремится защищать строгость православия.
Вот брошюра, призванная противопоставить православие нецерковному христианству: "Несколько раньше мы указали на недостаточность Священного Писания для сохранения чистоты веры, которую призваны хранить и передавать верным епископы. Кроме того, нам пришлось неоднократно упоминать слово "предание". Под этим словом, которое ничего общего не имеет с "человеческими преданиями" (Кол. 2,8; Мф. 7,3-8) необходимо понимать Апостольское учение, устно преподанное; или правила и законоположения, в церкви введенные делом; и образ христианского ведения (знания, веры), и правила жизни, и взаимные отношения христиан, и порядок совершения богослужения и священнодействий (крещение, евхаристия, покаяние), и правила для церковных собраний... - все лично словом установлено и закреплено личным наблюдением (2 Фес. 2,15; 1 Кор. 11, 2; 1 Тим. 6, 20). Сами же Писания Нового Завета по отношению к апостольскому преданию составляют его неотъемлимую часть и явились значительно позднее. Именно это апостольское предание через непрерывное апостольское преемство и содержит Православная Церковь, не изменяя и не искажая его ни в чем. В таком чистом виде оно пришло и в Россию в 988 г. из Греции, где вера свое начало берет от апостола Павла" ^{[иеродиакон Валерий Эллитонов. Церковь Христова - где же она? // Протестантизм в России. Что такое экуменизм. Статьи. - Пермь, 1997, с. 97]}.
Собственно, это цитата из св. Феофана Затворника. Автор, правда, не указывает источника цитаты и даже не намекает на то, что он кого-то цитирует. И это даже понятно: он меняет текст св. Феофана. Изменение касается всего лишь двух слов, но зато это ключевые слова.
Вот исходный текст: "Под словом предание не разумеется неопределенная молва, не знать как начавшаяся и распространившаяся; а разумеется Апостольское учение, устно преподанное; или правила и законоположения, в церкви введенные делом. Апостолы вполне организовали церковь Христову, по всем сторонам духовной и церковной спасительной жизни. Но как организовали, вполне не изложено в писаниях их, а самым делом сделано и введено в жизнь христианскую лично Апостолами, введено и укоренено, чрез многократные посещения основанных ими христианских обществ, и неоднократные исправления неисправного - личным своим действованием и словом. И образ христианского ведения, и правила жизни, и взаимные отношения христиан, и освятительные таинственные священнодействия, и правила для церковных собраний все лично словом установлено и закреплено личным наблюдением" ^{[свт. Феофан Затворник. Собрание писем. Вып. 6. - М., 1899, с. 18]}.
Слова свт. Феофана об "освятительных таинственных священнодействиях" у его пересказчика заменены на "порядок совершения богослужения и священнодействий". Получается, что апостолы завещали своим преемникам Типикон (Богослужебный устав), а не саму реальность Таинств. И в таком случае позиция автора становится вполне старообрядческой: Типикон имеет апостольское происхождение и все детали богослужебного уклада православной Церкви освящены Божественным авторитетом, и потому неизменяемы. Не было никаких изменений и дополнений "в порядке совершения богослужений" за все 2 000 лет! ^{[Также считаю полезным обратить внимание на то, что только что цитированное письмо свт. Феофана датировано 1885 годом. Если его сравнить с письмом 1891 года, то будет заметно, что позиция свт. Феофана по вопросу о Предании стала более ясной, не смешивающей неизменное апостольское Предание и преходящие церковные установления. Напомню его еще раз: "Жизнь от жизни загоралась и жизнь, апостолами заведенная блюлась... Вы понимаете предание как передавание из уст в уста. А оно было предание из жизни в жизнь, из дела в дело. Христианство - не учение, а жизнь. И самое учение его входит в жизнь как определенный образ, воззрение на все сущее и бывающее" (св. Феофан Затворник. Собрание писем. Вып. 6. - М., 1899, сс. 96-97)]}
Между прочим, можно составить список апостольских преданий, которые не исполняются: крещение только в проточной воде, запрет на земные поклоны по воскресеньям, молитва только на восток (см. выше у Тертуллиана)... Все частности могут меняться. Апостольское происхождение предания не означает его неизменность.
С другой стороны, апостольское преемство нельзя сводить к преемству властных полномочий. Там, где нет апостольского преемства - там нет и апостольской Церкви. Преемство - необходимый признак Церкви, но не достаточный. Само по себе преемство, если оно состоит лишь в пересказе и напоминании древних сказаний, не гарантирует сохранение изначального предания в неповрежденности (пример: монофизитство, несторианство, католичество). Ссылка на то, что "апостольское предание через непрерывное апостольское преемство и содержит Православная Церковь, не изменяя и не искажая его ни в чем", если она не дополняется свидетельством о тождестве Духа, действующего в Церкви, отнюдь не убедительна. От Ленина и Троцкого тоже непрерывное преемство властителей в КПСС. Однако же появились там товарищи типа Горбачева и Яковлева, и их концепция перестройки была несомненнейшей ересью с точки зрения ленинизма. Так что преемственность власти не гарантирует тождественность учения.
О том, как легко могут искажаться слова при устной передаче (причем даже пр минимуме посредников и пересказов), я знаю из своего опыта. В своих лекциях по антропологии я обычно поясняю различие между греческим словом ипостась и латинским персона. Однажды мне принесли расшифровку этой лекции. Объяснение, согласно которому латинское persona означает звучащее через - было расслышано и напечатано как звучащая челюсть. Так что гипотеза об устных апостольских поучениях, которые записываются спустя века - это очень опасная игра в испорченный телефон.
Примером такого, как кажется, не вполне точного слышания, понимания и передачи устных слов, пересказываемых от времен апостолов, является хилиастическая эсхатология Иринея: "Как говорят пресвитеры, удостоенные небесного пребывания перейдут на небеса, другие будут наслаждаться утехами рая, иные будут владеть красотою города... Они говорят... одни будут взяты на небо, другие будут жить в раю, третьи - обитать в городе... Таково, по словам пресвитеров, учеников апостольских, распределение и порядок спасаемых" (Против ересей. 5,36,1-2). Может, и не случайно рукопись обрывается на этом месте...

Если православных богословов отождествление Предания и преданий влечет в сторону к старообрядчеству, то экуменических писателей это же отождествление способно привести, напротив, к полному модернизму.
Если бы предание сводилось к человеческим интерпретациям Евангелия, то перспективы экуменического движения были бы безоблачны. Все было бы так, как это кажется архиеп. Михаилу (Мудьюгину). По его мнению, единство всех христиан уже налично - ибо перечень фундаментальных догматических определений един для всех. По мнению вл. Михаила надо лишь признать, что все христианские деноминации одинаково спасительны, поскольку содержат одинаковое учение о Христе: ""Единение требует признания за другими христианскими объединениями их принадлежности к истинной Церкви Христовой, а за каждым крещеным человеком права считать и именовать себя христианином, имеющим возможность спасения в той Церкви, к которой он принадлежит.
Иначе говоря, православному христианину следует согласиться, что в протестантизме, равно как и в католицизме, спасение возможно" ^{[архиеп Михаил. Единение в разобщенности // Юбилейная брошюра по случаю 250-летия Костромской епархии. Кострома-Мюнхен. 1994, сс.74-75]}. Итак, спасается всякий, кто не прочь считать себя христианином. Если обнаружится более-менее похожий Символ веры - остальное уже не важно: даже человек, открыто исповедующий свое неверие в реальность Причастия, человек, отвергающий Чашу бессмертия, человек, пускающийся в сомнительные духовные опыты пятидесятников и харизматиков будет спасен не чем иным как верой в неотвратимость своего собственного спасения.
Поистине надо очень сильно верить в то, что христианство есть некая философская система, чтобы уверять, что вся духовная разница христианских конфессий ничего не значит по сравнению с единством нескольких догматических формул. И так легко кажется достичь соединения: "Подавляюшее большинство христиан не принимает близко к сердцу (а многие даже не знают) детали догматического учения, свойственные их Церкви. Основа христианского учения для всех едина, а вероучительные отличия остаются уделом богословов" ^{[Русская мысль, 2. 9. 1993]}. Но откуда все же такая твердая уверенность, что христианство - это всего лишь набор теоретико-учебных формулировок? Архиеп. Михаил предлагает христианам объединиться на почве того, что В. Лосский справедливо назвал "гностицизмом".
Богословскую позицию владыки Михаила можно охарактеризовать словами из "Постановления об экуменизме" 2 Ватиканского Собора: "ложный иренизм" (гл 2. пар. 11). Это - стремление к такому "миру", который жертвует полнотой истины ^{[Подробнее об экуменизме см. мою книгу "Вызов экуменизма" (М., Издательство Московской патриархии, 2004)]}.
Дело в том, что Предание нужно не только для того, чтобы, во-первых, хранить апостольские Писания, а, во-вторых, углублять их понимание. Третье и важнейшее назначение предания в том, чтобы использовать апостольское понимание Писания. И как только мы употребляем это слово - использование - как становится понятно, что Предание имеет отношение не столько к теории, сколько к практике.
Предание - это усвоение каждому человеку того всечеловеческого дара Спасения и обожения, который был дан человечеству в евангельскую "полноту времен". Предание - это Христос, в Таинствах возвращающийся к людям. Так и говорит об этом последний византийский богослов Николай Кавасила: "Таинства - вот путь, вот дверь, которую Он открыл. Проходя этим путем, и этой дверью, Он возвращается к людям" ^{[цит. Evdokimov P. L'Orthodoxie. ??Desclee de Brouwer. 1979. p. 196]}.

Что же входит в состав Предания? Только Библия? Или еще и догматы? А, может, еще и каноны и церковные установления, писания Отцов? Все или некоторые? Или весь церковный быт вообще? - спрашивает протестантский богослов Шлинк ^{[Шлинк Э. Тезисы к диалогу между православными и евангелическими богословами о проблеме Предания. // БТ. М., 1968. №4. С. 245]}. Если искать ответ в сфере информатики, а не онтологии, если полагать, что Преданием транслируется лишь некое знание, то Православию на этот вопрос ответить будет весьма затруднительно. Но, к счастью, суть Предания понимается в нем литургично. А, значит, Предание - это "Христос приносяй и приносимый, приемляй и раздаваемый" (Формула Евхаристического канона на Литургии св. Иоанна Златоуста).
Традиция усваивает нам (интериоризирует) то объективное обновление человеческой природы, которое было совершено Христом. Дух усваивает нам плоды крестной жертвы.
Для того, чтобы жертва Христова стала действенной сегодня, во мне, должны произойти 2 действия.
Во-первых, сам человек должен потрудиться. Протестантский тезис о том, что спасение лишь "через веру", слишком полемичен и потому слишком легковесен. Даже для того, чтобы принять дар, нужно потрудиться и раскрыть свое сердце и свои руки. Собственно, посты, богослужения, исповедь, молитвы, доброделание, паломничества и есть усилия по раскрытию себя к принятию Дара. Поэтому, по слову свт. Феофана Затворника, "даром устроен нам только образ спасения. Спасение же каждого не совершается даром" ^{[св. Феофан Затворник. Собрание писем. Вып. 6. - М., 1899, с. 10]}. Человечество спасено даром; а каждый человек в отдельности должен по-трудиться, чтобы стать частью этого человечества.
Во-вторых, именно потому, что сам я не могу заработать спасение, кто-то должен мне, именно мне его подарить. Если спасение есть соучастие в Божественном вечном бытии, то, значит, именно сам Господь и должен коснуться меня. Значит, после Воскресения Бог не почил от дел Своих, но продолжает действовать, и Его действие достигает людей.
Понятна отсюда логическая связь и преемственность между двумя соседствующими стихами ап. Павла: "Бог от начала, через освящение Духа и веру истине, избрал вас ко спасению, к которому и призвал вас благовествованием нашим для достижения славы Господа нашего Иисуса Христа. Итак, братья, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим. Сам же Господь да утешит ваши сердца и да утвердит вас во всяком слове и деле благом" (2 Фес. 2,13-17).
Смысл апостольских слов в том, что цель жизни христианина - "достигнуть славы", т.е. войти в теофанию, в благую и явленную энергию Христа, что происходит "через освящение Духа". От апостолов здесь требуется слово проповеди; от неофита - вера; но все это будет бездейственно, если не будет третьего участника таинства синергии: Духа. Мы, апостолы, дали вам слово о Христе, чтобы впредь утешать вас мог Сам Господь.
Естественно, что толкование св. Иоанна Златоуста на эту главу павлова послания завершается евхаристическим призывом (4 Беседа на 2 Послание к Фесс., 4). И если бы для Златоуста апостольское предание было бы всего лишь несколькими словами, добавляемыми к апостольским текстам, то был бы непонятен категоризм его утверждения: "Есть предание, и более не ищи ничего" (4 Беседа на 2 Послание к Фесс., 2). Если предание - это 2 или 3 философских тезиса, то перед нами формула отречения от Евангелия. Если предание есть некоторые неписаные учения апостолов, то эта фраза является чудовищной: это отвержение и Евангелия, и самого Христа. Достаточно тебе знать некоторые устные инструкции, и можно не искать самого Христа. Но если предание есть "достижение славы Господа нашего Иисуса Христа", тогда действительно христианину более искать нечего.

Апостольское наследие состоит не только из посланий и даже не только из учений. Ап. Павел вручает Тимофею некий "залог" и увещевает ученика это нечто врученное ему "хранить духом Святым, живущим в нас" (2 Тим. 1,14). Чтобы сохранить текст - помощи "Святого Духа, живущего в нас", не надо. Так какой же залог, нуждающийся в постоянной синергии, оставил Павел Тимофею? - Рукоположение: "По сей причине напоминаю тебе возгревать дар Божий, который в тебе через мое рукоположение" (2 Тим. 1,7). Священство, в которое человек входит через апостольское рукоположение - это литургическое служение, служение созидания Церкви как Тела Христова. Возможность нести это служение здесь, на земле - величайший дар.
Итак, "Держись вечной жизни" (1 Тим. 6,12) - той жизни, которая дана нам. "Ибо дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия" (2 Тим. 1,7). Бог, любящий мир, отдал Сына Своего Единородного нам. Напомню, что и поныне при рукоположении священника епископ, вручая ставленнику дискос с частицей литургического Агнца, частицей Тела Христова, говорит ему: "Приими залог сей..."
Как хранить книги и духовные мемуары - понятно. А как хранить залог Духа? Как люди могут сохранить, удержать Того, Кого нельзя внести в библиотечный каталог и без Кого Предание вырождается в этнографию? Человек с помощью Того же Духа вновь и вновь ищет слова и формы для своего выражения. А где хранится этот Дух? Человек не может Его удержать. Все Отцы признают, что Он их покидает и вообще "дышит, где хочет" (Ин. 3, 8). Значит, мы вновь должны признают, что Христос Сам хранит Себя. Он Сам сохраняет Себя в Своей церкви.
Единственный священник в мире - Христос. Он "принес жертву Богу Отцу такую же, какую принес Мелхиседек - хлеб и вино, т.е. Свое Тело и Кровь" ^{[св. Киприан Карфагенский. Письмо 63. К Цецилию о таинстве чаши Господней // Отцы и учители Церкви III века. Антология. т. 2. - М., 1996, с. 369]}. Эта жертва принесена единожды и принята навек, и потому Христос есть вечный Первосвященник (см. Евр. 7 и 8). Наши же священнослужители, "совершают Литургию не своей силой, не своей личностью: единственный совершитель таинств - Сам Христос; единственная сила, сотворяющая таинство, - Святой Дух. Священник стоит от имени Церкви, от имени всей земли и подносит Богу хлеб, вино и говорит: возьми, освяти и верни их нам, - и эти руки, этот голос и этот человек играют такую второстепенную роль, что можно пройти мимо его личности" (митр. Сурожский Антоний ^{[митр. Сурожский Антоний. Собеседование о Церкви и священниках в современном мире // Континент № 72, 1992, с. 299]}).
Так воспринимает священническое служение и святоотеческое предание: "Рассуди сам, - просит св. Григорий Богослов, - у тебя два перстня: один золотой, другой железный, и на обоих вырезан один и тот же царский лик и обоими ты сделал печати на воску. Чем одна печать отлична от другой? Ничем. Распознай вещество печати на воску и, если ты мудрее всех, скажи, который оттиск железного или золотого перстня? Ибо хотя вещество различно, в начертании нет различия. Так и крестителем и исповедником да будет у тебя всякий священник, потому что хотя бы один превосходит другого по жизни, но сама сила крещения (равно как и других таинств) одинакова и посему одинаково может привести тебя к совершенству всякий иерей, наставленный в той же вере" ^{[цит. по: свящ. А. Введенский. Немощи пастыря и благодать Божия. Спб., 1912, с. 13]}.
О том же вопрошает св. Иоанн Златоуст: "Что тебе до того, что священник скверный и злой? Но если и добрый и благочестивый за тебя Бога молит, что пользы, если ты сам злой? Также тебе не вредит и скверный: если ты сам верен Богу и угоден Ему, ибо вся благодать от Бога; священник только уста овтерзает, говорит же Бог" ^{[цит. по: свящ. А. Введенский. Немощи пастыря и благодать Божия. Спб., 1912, с. 14]}. Конечно, "Случается, что начальники бывают злые и невоздержные, а подчиненные добрые и воздержные; миряне живут благочестиво, а священники порочно; и если бы благодать всегда искала доступных, то не было бы ни крещения, ни совершения тела Христова" (св. Иоанн Златоуст. 8 Беседа на Послание к Колоссянам. гл. 3).

Христос Сам стремится к людям. Он верен своей Церкви. Не потому, что мы хороши и достойны, а потому, что именно больные имеют нужду во Враче (Мф. 9,12). Люди должны откликаться на эту Любовь и уметь принимать ее.
Итак, "у Предания 2 смысла: это
а) совокупность образов, через которые Христос проходит в жизнь людей, и
б) восприятие этих образов от поколения к поколению" ^{[Staniloae D. Teologia dogmatica ortodoxa. vol. 1. Bucuresti, 1996, p. 45]}.
Христос же приходит к людям не только через слова, не только через проповедь. Важнее и радостнее, что Он приходит Сам: "Мы придем к нему и обитель у него сотворим" (Ин. 14,23).

То, что Спаситель вверил апостолам - то самое они приняли и передали Церкви. Слово стало плотью; оно не превратилось в слова (пусть даже слова Евангельской проповеди). Слово не разменивается на слова без остатка. Оно стало плотью неразлучно, навсегда - и эту ословесенную, увековеченную Свою плоть (теперь уже - Плоть) Логос позволил передавать через века человеческими руками. Значит, и поныне если мы хотим быть христиане, т.е. учениками и служителями Христа, а не послушниками приезжих лекторов, мы должны принимать и передавать Логосную Плоть. "Что тебе вверено, то пусть и остается у тебя, то ты и передавай, - предупреждал преп. Викентий Лиринский. - Ты получил золото, - золото и отдавай. Не хочу, чтобы ты мне подкидывал вместо одного другое; не хочу, чтобы вместо золота представлял ты нагло свинец, или обманно - медь; не хочу золота по виду, - давай мне настоящее золото" ^{[преп. Викентий Лиринский. Напоминания // Вера и жизнь христианская по учению Святых Отцов и учителей Церкви. Сост. проф. Н. Сагарда. М., 1996, с. 292]}. Золото Евхаристии не надо разменивать на свинец человеческих пересказов Евангелия. Предание говорит о литургической жизни Церкви. И в отрыве от предания, в отрыве от литургической жизни само Писание начинает иссыхать.

Дискуссию о том, чем именно необходимо восполнить Писание, вполне можно закончить указанием на одну евангельскую фразу: "Познайте Истину и Истина сделает вас свободными" (Ин. 8,32). Не знание истины даст свободу, а сама Истина. Причастие к иному кругу Бытия дает свободу от здешней фальши.